Ночью я отправляюсь с фонарем искать насекомых. Фонарь освещает небольшой круг неярким светом, при котором остаются незамеченными подробности. За этим кругом все во мраке. Когда я подвигаюсь вперед, фонарь постепенно освещает другие места, но для того, чтобы составить представление обо всем том пространстве, которое я поочередно освещал по частям, нужен солнечный свет, который осветил бы все разом и более ярким светом.
Так и наука постепенно освещает небольшие пространства исследуемого, а за пределами этого освещенного пространства—мрак неизвестного, и мы бываем довольны, когда хоть на вершок увеличиваем ничтожную область известного. Все мы, исследователи, томимые жаждой знания, перемещаем наш фонарь с одной точки в другую; может быть, из этих отрывков знания можно составить часть общей картины.
Сегодня фонарь наш кидает свой свет на ларина-медведя (Larinus ursus Fab.), живущего на колючнике. Неудачное название—медведь (ursus) может дать о насекомом неблагоприятное представление. Это название— каприз описателя. Другие, более остроумные, предложили назвать это насекомое stolatus, что значит носящий епитрахиль, так как нашли некоторое сходство с епитрахилью в белых полосах, идущих вдоль спины жука. Однако бессмысленное название «медведь» взяло верх.
Жилищем этого долгоносика служит тоненький колючник (Carlina corimbosa Lin.), не лишенный изящества, хотя и очень колючий. Его жесткие цветы, желтого цвета, собраны в соцветия и покоятся на мясистом ложе, похожем на ложе артишока и защищенном кругом страшно острыми листочками с широко слившимися основаниями. Личинка, всегда одна, помещается в центре этого цветоложа. Отложив одно-единственное яйцо на соцветие, мать отправляется продолжать кладку в другом месте. Случается, что другая мать по ошибке отложит яйцо сюда же, тогда ее личинка, появившаяся слишком поздно, погибает, найдя место занятым. Такое уединенное расположение личинок указывает на то, что личинка питается не соком растения, а мякотью ложа.
Взрослый долгоносик питается подобным же образом, для чего он выгрызает на конусе, прикрытом черепицевидными листочками, большие углубления, в которых собирается белыми каплями сладкий сок растения. В июне и в июле, когда надо класть яйца, насекомое выбирает нетронутые, не совсем распустившиеся соцветия. Внутренность их в это время нежнее, чем после того, как они распустятся.
Способ кладки яйца тот же, что и у пятнистого Ларина. Мать проделывает хоботком ямку через чешуйки до основания цветочков и на дно ямки кладет при помощи своей направляющей трубочки матово-белое яичко. Через восемь дней из него выходит личинка. Если мы станем вскрывать соцветия колючника в течение августа, то найдем содержимое их очень разнообразным. Там находятся личинки всех возрастов и куколки с рыжеватыми бугорками, особенно на последних члениках тела, живо вздрагивающие и переворачивающиеся, если их побеспокоить. Наконец, есть взрослые насекомые, т.е. жуки, не нарядившиеся еще в свои епитрахили и другие украшения окончательного одеяния. Листочки соцветия, твердые и колючие, спаяны основаниями и прикрывают мясистую массу, плоскую сверху, конусообразную внизу. Это и есть кладовая ларина-медведя. Вылупившаяся личинка сейчас же погружается туда и глубоко в нее вгрызается. Без всякой осторожности, оставляя только стенки, она выгрызает себе в две недели ячейку в форме сахарной головы, которая продолжается до встречи с цветочной ножкой. Потолком для этой ячейки служит купол цветочков и волоски, отодвинутые вверх и склеенные слюной. Все цветоложе выгрызено, оставлены только чешуйчатые стенки. Следовательно, личинка ларина-медведя питается твердой пищей, но ничто не мешает ей прибавлять к этой пище и молочный сок растения.
Преобладание твердой пищи ведет за собой выделение грубых извержений, неизвестных у пятнистого ларина; здесь личинка) употребляет их для внутренней обмазки своего жилища. Я вижу, как она, согнувшись кольцом, прикасается ртом к противоположному отверстию, тщательно собирает зернышки выделений желудка и сейчас же кладет их на место, расплющивая и сдавливая их лбом и спиной. Кроме того, сверху, а нештукатуренного потолка, личинка отгрызает несколько кусочков чешуек, несколько волосков, и все это влепляет в еще свежую замазку.
Так образуется, по мере того как личинка растет, штукатурка, очень тщательно сглаженная и покрывающая ячейку на всем протяжении. Благодаря естественной стене, доставляемой колючей коркой колючника, это жилище становится сильной крепостью, значительно превосходящей в отношении безопасности жилище пятнистого ларина.
Кокон с куколкой ларина-медведя на колючнике
Растение это и в другом отношении удобно для продолжительного пребывания в нем насекомого. Хотя оно тоненькое, но медленно портится и гниет. Ветер не кладет его на землю в грязь, потому что его задерживают твердые стебли других растений, которые его всегда окружают. Когда ежевник давно уже валяется сгнивший по окраинам дорог, колючник все стоит, хотя и потемневший, засохший, но не гнилой. Еще одно превосходное условие: его соцветия, сомкнув свои чешуйки, образуют крышу, не пропускающую дождей.
В таком убежище нечего бояться зимнего ненастья, и ларин не покидает его, а зимует в нем. В самые суровые дни года, в январе, если только погода позволит выйти, я вскрываю соцветия колючника и всегда нахожу в них жучков в полной свежести их одеяния. Они ждут в оцепенении возвращения мая и только тогда, взломав крыши своих убежищ, выйдут на праздник обновления природы.
По росту и по великолепному цветению в огородах нет выше растений, как огородные карды и их ближайший сосед артишок. Головки их достигают объема двух кулаков. Снаружи они черепицеобразно покрыты спирально расположенными чешуйками, которые в зрелом состоянии расходятся широкими, твердыми и острыми пластинками. Под этим вооружением находится мясистое цветоложе, из которого поднимается тесно расположенный пучок длинных, белых волосков, какие не всегда встретишь и у полярного животного. Тесно окруженные этими волосками семена увенчиваются перистыми летучками, которые еще увеличивают густоту волосистого покрова. Выше, чаруя взгляд, распускается пучок цветов голубого цвета, похожего на цвет василька.
Таково растение, на котором живет третий—артишоковый ларин (Larinus scolymi Oliv.), большой долгоносик, коренастый, крепкий и как бы посыпанный охрой. Кард, доставляющий к нашему столу свои мясистые листья, но головки которого не употребляются в пищу, есть обыкновенное местожительство этого насекомого; но если садовник оставит на артишоках несколько запоздалых головок, то ларин с таким же усердием принимается заселять и эти последние. Под различными названиями эти два растения являются только возделываемыми разновидностями одного вида растений (Cynara cardunculus L.—кард и С. scolymus L.— артишок), и глубокий знаток, долгоносик, не ошибается на этот счет.
Интересное зрелище представляют в жгучие июльские дни головки карда, занятые ларинами. Опьяненные зноем, озабоченно шатаются жуки на соцветиях между густыми цветочками, погружаются в них, выставляя только задки свои, углубляются еще ниже и даже совсем исчезают—так глубок лес из волосков.
Что насекомые там делают? Наблюдать это непосредственно невозможно, но осмотр мест по окончании работ говорит нам об этом. Между пучками волосков жучок очищает хоботом место для яйца. Если он может достать до семени, то отгрызает у него хохолок и прогрызает в семени небольшое углубление для помещения яйца. Дальше удары хоботка не идут. Мясистый свод вкусного цветоложа, которое сначала поедалось с особым удовольствием, никогда не трогают самки, кладущие яйца.
Как и следовало ожидать, такое богатое помещение позволяет пристроить здесь многочисленное население. Если головка большая, то на ней нередко можно найти двадцать и больше толстых личинок с рыжей головой и блестящей от жира спиной. Всем им здесь свободно. Они большие домоседки и не рыщут по общему жилью для отыскания лакомых кусков, а сидят там, где вылупились. Сверх того, несмотря на свою величину, они очень умеренны в пище, так что за исключением заселенных частей цветочная головка сохраняет всю свою свежесть, и неповрежденные семена созревают в ней, как обыкновенно.
В летнее время двух-трех дней достаточно для вылупления. Если личинка удалена от семян, то она направляется к ним, ползя вдоль волосков и срывая некоторые из них дорогой; если же она вылупилась вблизи семени, то остается в своем родимом углублении. Пища состоит из пяти-шести ближайших семечек, не больше; да еще большая часть их съедается не целиком, а только отчасти. Правда, сделавшись сильной, личинка грызет дальше и прогрызает в мясистом донышке ямочку, которая послужит для основания будущей ячейки. Отбросы отодвигаются назад, где они превращаются в затверделую кучу, сдерживаемую оградой из волосков.
В общем, питание личинки умеренно: полдюжины недозрелых семян и несколько кусков, откушенных от цветоложа. Пища должна быть особенно питательной, чтобы придать такую полноту мирным личинкам при столь умеренном ее употреблении. Умеренное и спокойное питание лучше беспокойного пира. Две-три недели таких удовольствий питания, и наша личинка готова к окукливанию и становится теперь искусной работницей. Надо построить жилище, в котором совершится превращение. Вокруг себя личинка собирает волоски, которые она отламывает кусочками различной длины, кладет их на место концами челюстей, сбивает их лбом, мнет движениями спины и склеивает замазкой, которую выделяет конец пищевода.
Если я воспитываю личинку в стеклянной трубке, то время от времени вижу ее сгибающейся кольцом и берущей ртом беловатую капельку, выделяющуюся на заднем конце тела. Эта капелька клея сейчас же быстро распределяется там и здесь, потому что клей скоро засыхает. По окончании гнездышко имеет вид башенки, основанием всунутой в ямочку, которую выгрызла мать в цветоложе, взяв из него часть пищи. Густая грива из нетронутых волосков составляет ее укрепление вверху и по бокам. Снаружи это довольно грубое жилище, подпертое окружающими волосками; внутри же оно гладко, везде смазано замазкой, превратившейся в блестящее, красноватое вещество, похожее на лак. Башенка имеет около 1/3 вершка в вышину.
В конце августа большая часть заключенных превратилась в жуков, и многие даже, проломив крышу своих жилищ, высунули на воздух хоботки и ждут времени выхода. В это время головка кадра и стебель совершенно высохли. Очистим головку от чешуек, острижем ножницами покороче волоски с нее и получим любопытную вещь. Это род выпуклой щетки, там и сям просверленной обширными отверстиями ячеек, в которые можно продеть карандаш обыкновенной толщины. Стены их красновато-бурые с вклеенными волосками. С первого взгляда все это можно принять за гнездо какой-то необыкновенной осы.
Упомянем четвертый вид того же рода ларинов. Это—ларин крапчатый (Larinus conspersus Schh.), меньшей величины и проще окрашенный, чем три предыдущих вида. По черному фону у него рассеяны узкие крапины охристо-желтого цвета. Он устраивает свое гнездо на будяках (Cirsium ferox D. С), самых огромных и колючих из чертополохов Прованса. В августе это жесткое растение высоко поднимает свои огромные белые шары, а нижние листья его, расположенные в виде розетки на поверхности почвы, надрезанные в два ряда узкими полосами, напоминают кучи костей больших рыб. иссушенные солнцем.
Эти полоски разделяются на две половины: одна идет вверх, другая—вниз, как будто для того, чтобы угрожать прохожему со всех сторон. Для чего это растение так сильно вооружено со всех сторон? Может быть, некоторые усмотрят в этих колючках средства защиты? Но что ему защищать? Свои семена? Действительно, я сомневаюсь, чтобы щегленок, любитель семян чертополоховых, решился бы сесть на это ужасное растение. Но скромный долгоносик сделает то, чего не решается дела птица, и даже он сделает еще больше. Он вверит свое потомство белым шарам и уничтожит в зародыше ужасное растение, которое, если бы отчасти не уничтожалось, сделалось бы бедствием для земледелия.
Будяк (Cirsium lanceolatum). (По Kaltenbach)
В начале июля я срываю хорошо цветущую верхушку будяка, погружаю стебелек его в сосуд с водой и покрываю колпаком из проволочной сетки, посадив на мой колючий букет с дюжину долгоносиков, самки которых скоро погружаются между цветами и хохолками.
Через две недели в каждой цветочной головке кормится от одной до четырех уже довольно больших личинок. У этих насекомых дела идут быстро: все должно быть окончено прежде, чем головка будяка засохнет. Раньше конца сентября уже появляется жук—взрослое насекомое; но тогда же встречаются еще и запоздавшие, в виде куколок и даже личинок. Гнездо этого жучка устроено по тому же плану, как и гнездо артишокового ларина.
Будет ли это мягкое жилище служить насекомому зимним убежищем? Вовсе нет. В январе я осматриваю старые головки будяков и ни в одной из них не нахожу долгоносика. Осенние жильцы убрались, и я понимаю главную причину этого явления. Будяк, теперь сухой, мертвый, пепельно-серый, все-таки не поддается ветру и стоит, так он толст и крепок. Но соцветия его, высохшие и опустевшие от старости, открывают свое содержимое всем суровостям погоды. Волоски на ложе намокают, как губка, от дождя и упорно сохраняют сырость. То же можно сказать и о кадре, и об артишоке.
На этих растениях гнездо не является уже той крепостью, какой оно бывает на колючнике, где оно как бы замуровано сомкнувшимися чешуйками. Здесь—это большая открытая хижина, в которую свободно проникают и холод, и сырость. Вот почему осторожность—охрана слабых заставляет владельцев этих гнезд выселяться из них на зиму, и перед наступлением холодов и дождей оба ларина покидают родное гнездо и отправляются зимовать в другое место; куда именно— я не знаю наверное.
Комментарии закрыты