Бембекс носатый (Bembex rostrata L.)

Бембекс носатый (Bembex rostrata L.)

Недалеко от Авиньона, на правом берегу Роны, против устья Дюрансы, находится один из моих любимых пунктов для наблюдений, о которых я хочу рассказать. Это—Иссартский лес. Да не подумают, что это действительно лес, в настоящем значении этого слова: с почвой, устланной мягким покровом из свежего .мха и с высокоствольными деревьями, среди которых от густой листвы царит полусвет. Нет, наши выжженные солнцем равнины, где цикада трещит на бледном оливковом дереве, не знают таких очаровательных убежищ, полных свежести и тени. Иссартский лес—просто лесок карликовых дубов, вышиной в человеческий рост, редко разбросанных жидкими группами. Когда в каникулярные дни июля и августа я с самого полудня устраивался в каком-нибудь удобном пункте леска для моих наблюдений, убежищем от солнца мне служил большой дождевой зонтик, который позже, самым неожиданным образом, сослужил мне службу в другом отношении.

Почва в тех местах, где она не покрыта пучками кустарников, почти обнажена и состоит из тонкого бесплодного и очень подвижного песка, который собирается ветром в маленькие возвышения везде, где его не задерживают корни дубов. Склоны таких возвышений обыкновенно очень гладки, благодаря крайней подвижности этого сыпучего материала. Если погрузить палец в песок и вытащить его обратно, то проделанная дырочка совершенно засыпается и бесследно исчезает.

Бембекс носатый (Bembex rostrata L.)

Но на определенной глубине, которая изменяется сообразно тому, когда шел последний дождь, песок сохраняет известную степень влажности, которая уничтожает его сыпучесть и дает ему такую плотность, что в нем можно вырывать небольшие углубления, не боясь обвалов. Жгучее солнце, восхитительно синее небо, песчаные склоны, которые без труда уступают ударам ножек перепончатокрылых, обильная дичь для их личинок, тихое место, спокойствие которого почти никогда не нарушается шагами прохожих,—все собрано в этом месте для наслаждений бембекса

Если читатель захочет присесть под мой зонтик, то вот какое зрелище представится его глазам в конце июля. Является внезапно, не знаю откуда, носатый бембекс (Bembex rostrata L.) и без всяких предварительных поисков, без колебаний бросается на одно место, на мой взгляд, ничем не отличающееся от остальной песчаной поверхности земли. Передними лапками, которые вооружены рядами могучих щетинок и напоминают в одно и то же время половую щетку и грабли, он старается открыть и очистить свое подземное жилище. Насекомое держится на четырех задних ножках, а передними поочередно скребет и выметает сыпучий песок. Точность и быстрота действий не могли бы быть большими, если бы лапки его приводились в движение пружиной. Песок, отброшенный назад под брюшко, проходит под задними ножками, сыплется непрерывной струйкой, похожей на струйку жидкости, описывает параболу и падает на два дециметра дальше.

Место, где роется насекомое, необыкновенно сыпучее: по мере того как оса роет, соседний песок обваливается и засыпает углубление. В куче осыпающегося песка попадаются маленькие кусочки древесины, гнилых листьев и зерна более крупного песка. Бембекс выбирает все это своими челюстями и относит далеко в сторону; потом он опять возвращается, но роется неглубоко, не пытаясь углубляться в землю. Какая цель его работы?

Гнездо бембекса находится, разумеется, там, под землей, на нескольких дюймах глубины: в маленькой комнатке, вырытой в сыром и устойчивом слое песка, лежит яичко, может быть личинка, которую мать кормит изо дня в день мухами, неизменной пищей бембексов в их первой стадии. Мать должна очень часто спускаться в это гнездо, неся между лапками ежедневную дичь, назначенную для ее младенца,— так хищная птица проникает в свое гнездо с пищей для птенцов. Но птица возвращается к себе куда-нибудь на выступ неприступной скалы, и ей не представляется других трудностей, кроме тяжести добычи; бембексу же каждый раз для того, чтобы проникнуть в гнездо, надо снова приниматься за трудную работу землекопа и рыть галерею, которая обрушивается по мере того, как насекомое подвигается вперед. В этом подземном жилище единственная комната с прочными стенками—это просторная келья, в которой живет личинка среди остатков своего пиршества, продолжающегося две недели. Узкие сени, через которые мать входит и выходит, засыпаются каждый раз, так как они вырыты в очень сухом песке, который делается еще более подвижным от постоянного хождения насекомого туда и сюда. И насекомое каждый раз, когда оно входит или выходит, должно прокладывать себе путь среди обвала.

Выход не представляет затруднений: тогда насекомое не стеснено ничем в своих движениях и может не спеша работать лапками и челюстями. Совершенно другое дело, когда оно возвращается в гнездо с добычей. Бембекс тогда затруднен своей ношей, которую он держит ножками прижатой к брюшку; землекоп лишен таким образом свободы пользоваться всеми своими орудиями. Еще большее затруднение состоит в следующем: дерзкие паразиты, настоящие бандиты в засаде, засев там и сям в окрестностях норки, подстерегают трудное возвращение матери для того, чтобы поспешно отложить свое яйцо на кусок дичи в тот самый момент, как она должна исчезнуть в галерее. Если им это удастся, то сын хозяина погибнет от голода благодаря прожорливым застольникам.

Бембекс, по-видимому, знает все эти опасности и потому принимает все меры для того, чтобы возвращение могло совершиться быстро, без серьезных препятствий, чтобы песок, заграждающий путь, уступил бы одному толчку головой, сопровождаемому ударом передних ножек.

С этой-то целью в свободное время, когда солнышко светит, а личинка, снабженная провизией, не нуждается в заботах матери, эта последняя работает граблями у входа в свое жилье; она удаляет кусочки дерева, слишком большие крупинки песка и листочки, которые могли бы заградить ей проход в момент возвращения. За этой трудной работой мы и застали бембекса (рис. 47). Рассмотрим теперь его подземное жилище. Поскребя слегка песок тупой стороной ножа в том месте, где насекомое больше всего держалось, мы не замедлим открыть вход в норку. Это коридорчик в палец шириной, прямой или извилистый, более или менее длинный, смотря по свойствам почвы, причем длина его колеблется между двумя и тремя дециметрами. Он ведет в единственную комнату, вырытую в свежем песке, стены которой ничем не сглажены, не укреплены и не защищены от обвалов. Достаточно того, чтобы потолок продержался лишь до тех пор, пока воспитывается личинка; что за дело до обвалов, которые могут случиться в будущем, когда личинка будет заключена в твердый кокон. Итак, постройка ячейки очень первобытна: все сводится к выкапыванию углубления неопределенной формы с приплюснутым потолком и вместимости, достаточной для помещения двух-трех орехов.

В этом убежище лежит одна штука дичи, единственная, маленькая штучка, совершенно недостаточная для прожорливого питомца, которому она предназначена. Это зеленовато-золотистая падальная муха (Lucilia caesar), личинки которой живут в гниющем мясе (рис. 48); она совершенно неподвижна. Мертва ли она или только парализована? Это выяснится впоследствии. Мы же заметим теперь на одном боку ее цилиндрическое, белое, слегка согнутое яйцо миллиметра в два длиной. Это яйцо бембекса. В квартире все в порядке: яйцо снесено и снабжено провизией, достаточной на первый раз для слабой личинки, которая вылупится из яйца через двадцать четыре часа.

Бембексы у своих норок, с добычей и без добычи.

В течение некоторого времени мать не спускается в подземелье и ограничивается тем, что сторожит в окрестности или, может быть, роет другие норки для того, чтобы тоже отложить в них по яичку.

Эта особенность в снабжении личинки провизией, состоящая в том, что кладется лишь одна маленькая штучка дичи, свойственна не одному носатому бембексу; все другие виды бембексов ведут себя так же точно. Если открыть, вскоре после снесения яйца, норку какого-нибудь бембекса, то всегда найдешь яйцо прикрепленным к брюшку мухи, которая и составляет единственную провизию; сверх того, эта первая порция неизменно маленькой величины, как будто бы мать выбрала для своего питомца самый деликатный кусочек. Ею мог руководить и другой мотив, а именно, забота о свежести провизии, но это мы исследуем впоследствии. Эта первая порция, всегда небольшая, бывает очень различна по роду дичи, в зависимости от того, что встречается вблизи гнезда. То это названная выше падальная мушка, то жигалка осенняя (Stomoxys, ) или какая-нибудь маленькая эристалия (Eristalis), то деликатный жужжал (Bombylius, рис. 50), одетый в черный бархат; но чаще всего бывает положена маленькая мушка—сферофория (рис. 51), с гибким брюшком.

Падальные мухи и их личинки (Calliphora vomitoria и Sarcophaga carnaria)

Рис. 48. Падальные мухи и их личинки (Calliphora vomitoria и Sarcophaga carnaria). Ест. велнч.

Этот всеобщий, без всяких исключений, факт, что личинка, обладающая, как мы скоро увидим, громадным аппетитом, снабжается всего лишь одной мухой маленьких размеров, указывает нам на главную черту в нравах бембекса. Раньше мы видели, что роющие осы, личинки которых живут добычей, натаскивают в каждую ячейку столько жертв, сколько необходимо для полного воспитания личинки; они кладут яичко на одно из принесенных насекомых и запирают норку, в которую больше не возвращаются. С этих пор личинка вылупляется и развивается в уединении, имея перед собой сразу весь запас провизии, который она должна потребить. Бембексы составляют исключение. Здесь ячейка снабжена сначала только одной штукой дичи, маленькой по объему, и на нее отложено яйцо. Сделав это, мать покидает норку, которая сама собой закрывается; но, прежде чем улететь, она не преминет поскрести песок сверху норки для того, чтобы скрыть вход в нее для всякого постороннего глаза.

Проходит два или три дня, в течение которых маленькая личинка вылупляется из яйца и съедает отборную порцию, которая была ей заготовлена. А мать между тем держится по соседству; ее можно видеть то питающейся сахаристым соком растений, то сидящей с наслаждением на раскаленном песке и наблюдающей, без сомнения, за наружным видом своего жилья. По временам она улетает и исчезает из вида, занимаясь, может быть, тем, что роет в других местах норки, которые так же точно снабжает провизией. Но, как бы ни было продолжительно ее отсутствие, она не забывает свою молоденькую личинку, так скудно снабженную провизией; ее материнский инстинкт указывает ей час, когда личинка прикончила свою провизию и нуждается в новом запасе. Итак, она возвращается к гнезду, удивительно легко находит незаметный для постороннего глаза, вход в него и проникает в подземелье, на этот раз снабженная более объемистой дичью. Положив добычу, она снова покидает жилище и ожидает время, когда понадобится третья порция. Это время не замедлит прийти, так как личинка очень прожорлива; тогда следует новое появление матери с новой порцией. В течение почти двух недель, что продолжается воспитание личинки, угощения следуют одно за другим и тем чаще, чем сильнее делается питомец. К концу этого времени нужна вся деятельность матери для того, чтобы удовлетворить аппетит обжоры, который медленно волочит свое брюшко среди остатков обеда: крылышек, лапок, твердых колец брюшка.

Поминутно можно видеть, как мать возвращается с новой добычей и опять летит на охоту. Короче говоря, бембекс воспитывает свою семью изо дня в день, не кладя провизию в запас, а принося ее по мере надобности. Мать прекращает доставку провизии и покидает навсегда келейку только тогда, когда личинка, вся растянутая от какой-то питательной кашки винного цвета, отказывается есть и с вздутым брюшком ложится на крошево из крылышек и лапок сожранной дичи.

Бембекс носит в гнездо в каждый свой прилет только по одной мушке; недоеденные остатки от каждой остаются в гнезде, поэтому кажется, что, рассмотрев и посчитав эти остатки, можно бы определить, сколько и каких мух съела личинка, достигшая полного роста, и тогда мы знали бы, сколько раз бем-бексу надо прилетать в его норку и улетать на охоту. К сожалению, эти остатки от стола личинки ко времени окончания ее кормления так измельчаются и обезображиваются, что по ним нельзя ответить на данный вопрос. Но если открыть норку, в которой питомец еще молод, то многие из его блюд легко определяются. Так, например, мне удалось однажды в конце сентября найти в норке юлиева бембекса (Bembex Julii Fabre, или sinuata Latr.) вокруг его личинки, достигшей V3 своего полного роста, остатки и более или менее целые экземпляры следующих мух: 8 эхиномий—рис. 52 (Echinomyia rubescens—6 и Ech. intermedia—2), 4 сирфа (Syrphus corollae), 3 гонии (Gonia atra), 4 поллении (Pollenia ruficollis—2 и Poll, floralis—2) и 1 жужжал (Bombilius). Всего 20 мух. Этой личинке оставалось еще кормиться в течение 2/3 ее роста; следовательно, всего ей понадобится около 60 мух.

Из этого можно видеть, какую деятельность должна обнаружить мать, носящая в один прием по одной мухе.

Проверку указанного количества можно сделать без всякого затруднения: я заменил собой бембекса в его материнских заботах и сам стал снабжать эту же личинку провизией. Я перекладываю найденную ячейку в картонную коробочку, дно которой усыпано песком. На эту постельку положена личинка со всеми предосторожностями, к которым обязывает ее нежная кожица. Вокруг нее, не забыв ни одного кусочка, я раскладываю провизию, которой она была снабжена. Наконец, я возвращаюсь к себе, держа ящичек в руках, чтобы толчки не опрокинули его вверх дном и не подвергли опасности моего воспитанника во время перехода в несколько верст.

Муха-эхиномийя (Echinomyia grossa)

Путешествие оканчивается благополучно: по моем возвращении личинка продолжала мирно есть двукрылых, как будто бы ровно ничего не случилось. На третий день провизия, забранная в норке, вся вышла; личинка своим заостренным ртом рылась в кучке остатков и не находила ничего для себя подходящего; все эти кусочки, как слишком твердые и сухие, отбрасывались ею с отвращением.

Пчеловидные мухи эристалии (Eristalis tenax) и их личинки

Для меня настало время продолжать заботу о ее питании. Я стал ловить первых попадавшихся мух и убивать их, сжимая пальцами, но не раздавливая. Первая порция состояла из трех экземпляров пчеловидной мухи—эристалии (Eristalis tenax, рис. 53) и одной мясоядной (Sarcophaga). В 24 часа все это -было съедено. На другой день я даю 2 эристалии и 4 комнатных мух—этого хватило на сутки, но остатка не было. Таким образом, увеличивая постепенно порцию, я кормил личинку в течение 8 дней до полного возраста и дал ей всего 62 мухи; да нашел у нее в норке, когда пересаживал в коробочку, 20 мух, отчасти целых, отчасти надъеденных; итого 82 штуки.

Возможно, что я не сумел выкормить мою личинку с той гигиенической умеренностью, какую соблюдает мать; может быть, здесь было мотовство провизии, которую давали личинке за раз на целый день в полное ее распоряжение. Я в некоторых обстоятельствах заметил, что у меня дела шли не так, как в материнской ячейке.

Однажды в прибрежных песках Дюрансы я открыл норку глазчатого бембекса (В. oculata Latr.), который только что внес туда свою добычу—саркофагу (S. agricola); там я нашел его личинку, многочисленные остатки мух и несколько еще целых, именно: 4 сферофории (Sph. scripta), одну онезию (Onesia viarum) и две саркофаги (S. agricola). Половина этих запасов, именно—сферофории, лежала в глубине ячейки, около личинки, другая же половина помещалась вдали от нее, у порога, так что личинка, не умеющая ползать, и не могла бы до нее достать. Мне кажется, что эту часть добычи мать кладет про запас, собирая ее в дни, когда охота обильна, и пользуется ею для своей личинки, как из запасного магазина, в дождливые дни, когда охота прекращается. При материнском кормлении нет той расточительности, которой я не мог избежать, а потому я и уменьшаю полученное мною число до 60 штук средней величины мух, начиная от домашней мухи и до пчеловидной эристалии.

Это число будет годиться для всех бембексов моей местности, исключая, однако, тех, которые охотятся на крупных слепней, каковы носатый и двузубчатый бембексы (В. rostrata и В. bidentata Lind.); у этих число жертв варьирует от одной до двух дюжин, смотря по величине слепней *.

* Вот перечень мух, которых я находил в норках 6 видов бембекса:

1. В. olivacea Rossi попался мне только однажды, когда нес Lucilia caesar.

2. В. oculata Jur. Кладет яичко чаще всего на сферофорию, особенно на Sph. scripta, иногда на Geron gibbosus. Потом приносит в норки: осеннюю жигалку, Pollenia ruficollis и rudis, Pipiza nigripes, Syrphus corollae, Onesia viarum, Calliphora vomitoria, Echinomyia intermedia, Sarcophaga agricola и Musca domestica. Чаще всего берет осеннюю жигалку, которую я находил по 50-60 штук в гнезде.

3. В. tarsata Latr. Кладет яйцо тоже на сферофорию; для дальнейшего ловит: Anthrax flava, Bombylius nitidulus Eristalis aeneus и sepulchralis, Merodon spinipes (рис. 54), Syrphus corollae, Helophilus trivittatus (рис. 55) и Zodion notatum. Предпочитает Bombylius и Anthrax.

4. B. julii (=sinuata Latr.). Яйцо на сферофорию и на Poll, floralis; потом: S. corollae, Ech. rubescens, Gonia atra, P. floralis и ruficollis, Clytia pellucens, L. caesar, Dexia rustica (рис. 56) и Bombylius.

5. В. rostrata Fbr. Яйцо—на Syrph. corollae и L. caesar, а потом слепни разных видов.

6. В. bidentata Lind. Тоже слепни. Яйца неизвестно, на каких мух.

Отсюда видно, что у бембексов нет исключительных вкусов: выбор добычи определяется случаем охоты; но третий вид все-таки предпочитает жужжал—Bombylidae, второй—жигалку, а последние два—слепней.

Муха-меродон (Merodon narcissii)

Рис. 54. Муха-меродон (Merodon narcissii). Увелич.

Теперь надо дознаться, почему бембексы для снабжения своей личинки пищей избрали способ, столь исключительный среди роющих ос.

Почему, вместо того чтобы запасти сразу всю нужную провизию и тогда снести на нее яйцо, что позволило бы тотчас же запереть ячейку и больше не возвращаться в нее, почему, говорю я, перепончатокрылое это упорно продолжает свою работу, состоящую в том, чтобы в течение целых двух недель постоянно летать из норки в поле за добычей и с поля опять в норку, каждый раз с огромным трудом пробивая себе дорогу в сыпучем песке, как при возвращении, так и при отлете? Весь вопрос здесь в свежести провизии, вопрос капитальный, потому что личинка отказывается есть тухлую дичь; как и личинкам других роющихся в земле ос, ей нужно свежее, только свежее, мясо. Мы видели, как предыдущие осы решают эту задачу с помощью мудрого знания физиологии нервной системы. Они вкалывают ядовитый стилет в жертву один или несколько раз, смотря по строению ее нервного аппарата. Препарированная таким образом дичь сохраняет в течение недели все атрибуты жизни, кроме способности к движению.

Муха-гелофил (Helophilus pendulus)

Посмотрим, применяют ли бембексы это глубокое умение парализовать. Двукрылые, вытащенные из лапок охотника в то время, когда он входит в свою норку, имеют большею частью все признаки смерти. Они неподвижны, изредка у некоторых можно заметить легкие конвульсии лапок, последние признаки потухающей жизни. Но такие же признаки смерти наблюдаются обыкновенно и у насекомых не убитых, но парализованных жалом церцерис и сфекса.

Муха-дексия (Dexia leucozona)

Поэтому вопрос о жизни и смерти их может быть решен только на основании того, как долго сохраняются жертвы не загнивая.

Если положить в бумажную или стеклянную трубку жертв аммофилы или церцерис, то они сохраняют гибкость членов, свежесть окраски и нормальное состояние внутренностей в течение целых недель и даже месяцев. Это не трупы, но тела, погруженные в оцепенение, от которого они не проснутся. Двукрылые жертвы бембексов ведут себя совершенно иначе; те из них, которые имеют яркую окраску, в короткое время теряют ее. Глаза слепня, великолепно золотистые, с тремя пурпуровыми полосами, быстро бледнеют и тускнеют, как глаза умирающего. Все эти большие и малые мухи, сложенные в бумажные трубочки, высыхают в 2—3 дня и делаются ломкими, а сохраняемые в стеклянных трубочках, защищенные от испарения, плесневеют и гниют. Итак, они мертвы, мертвы по-настоящему, уже в то время, когда бембекс приносит их своей личинке. Если некоторые и сохраняют еще остатки жизни, то через несколько часов их агония оканчивается. Итак, бембекс убивает свои жертвы вполне.

И кто, зная это, не удивится его строгой логике. Так как провизия не может сохраняться в свежем виде дольше 2—3 дней, то ею и нельзя запасаться сразу на все время воспитания личинки, длящееся, по крайней мере, две недели; поневоле охота и кормление должны производиться изо дня в день, понемногу, по мере того как личинка растет и ест. Первая порция, на которую откладывается яйцо, будет длиться дольше других, новорожденному червячку надо несколько дней, чтобы съесть ее мясо. Следовательно, сначала надо положить маленькое насекомое, иначе гниение начнется раньше, чем оно будет съедено. Это будет не объемистый слепень, не толстый жужжал, но маленькая сферофория или что-нибудь подобное, а потом будут приноситься и насекомые большей величины.

В отсутствие матери норка должна быть заперта для того, чтобы избавить личинку от опасных вторжений, но все-таки вход должен быть такой, чтобы его можно было открывать очень часто, скоро и без серьезных затруднений, когда мать возвращается, обремененная дичью и подстерегаемая смелыми паразитами. Эти условия не могли бы существовать в почве плотной, как та, в которой обыкновенно живут другие роющие осы: открытый вход требовал бы каждый раз трудной работы для заграждения и для открывания его. А потому жилище роется в подвижной почве, в сухом, мелком песке, который уступает малейшему усилию матери и, осыпаясь сам, закрывает вход, как висячий занавес, а будучи оттолкнут рукой, дает проход и снова падает на место. Такова связь действий, которую выводит разум человеческий и которую практикует мудрость бембекса.

Но почему же этот охотник умерщвляет, а не парализует схваченную дичь? Происходит ли это от недостатка ловкости в употреблении жала, или от трудности, зависящей от организации мух, или от особенных приемов охоты?

Может быть, двукрылое, покрытое такими мягкими покровами, такое не толстое, даже, скажем прямо, худое, если бы было парализовано жалом, не могло бы так долго противостоять испарению и высохло бы в течение 2—3 недель ожидания. Рассмотрим слабенькую сферофорию, составляющую первый кусок пищи личинки. Много ли жидкости в ее теле, чтобы противостоять испарению? Какой-нибудь атом, безделица. Брюшко ее со сжавшимися стенками представляет собой тонкий ремень. Можно ли делать питательные консервы из такой дичи, которая от испарения высохнет в короткое время? Это, по меньшей мере, сомнительно.

Перейдем к способу охоты, чтобы окончить освещение этого вопроса. На добыче, которую вытаскиваешь из лапок бембекса, нередко можно наблюдать признаки поспешной ловли; видно, что она схвачена неосторожно, среди беспорядочной борьбы. Иногда у мухи голова сворочена задом наперед, как будто бы охотник свернул ей шею; крылья ее измяты, волоски, когда они на ней есть, всклокочены. Я видел таких, у которых брюшко было вскрыто ударом челюстей и ножки оторваны в борьбе. Но обыкновенно дичь бывает целая.

Ввиду свойства дичи, одаренной крыльями и потому легко ускользающей при ловле, поимка ее должна совершаться с такой быстротой, которая, как мне кажется, совершенно не позволяет парализовать, не убив. Челюсти, когти, жало, все орудия должны помогать в жаркой схватке, чтобы как можно скорее окончить борьбу, в которой малейшая нерешительность дала бы атакованному время для побега.

Действительно, бембекс нападает с такой пылкостью, которая не уступит пылкости хищной птицы. Застать его на охоте нелегко; напрасно будешь вооружаться терпением, чтобы подстеречь охотника в окрестностях норки: для этого не найдешь удобного случая, так как насекомое улетает вдаль и уследить за ним в его быстрых движениях невозможно. Так его маневры и остались бы мне неизвестными без помощи одной вещи, от которой я поистине никогда бы не мог ожидать подобной услуги. Я говорю о моем дождевом зонтике, служившем мне вместо шатра для защиты от солнца среди песков Иссартского леса.

Я не один пользовался его тенью; обыкновенно мое общество было многочисленно. Слепни различных видов прилетали укрыться под шелковой крышей и смирно сидели там и сям на растянутой материи (рис. 57). Чтобы сократить часы бездействия, я любил смотреть на их большие золотистые глаза, которые блестели под сводом моего убежища, как карбункулы; я любил следить за их серьезной походкой, когда слишком нагретое солнцем место на своеобразном потолке заставляло их немного переместиться.

Однажды натянутый шелк зонтика зазвучал, как кожа барабана.

Комментарии закрыты