Виды сфексов довольно многочисленны, но большая часть их несвойственна нашим странам. Во Франции, сколько я знаю, насчитывают только три вида сфексов и все они любители жаркого солнца, области оливковых деревьев, именно: желтокрылый (Sphex flavipennis Fbr.), белокаемчатый (Sph. albisectus Lep.) и лангедокский (Sph. occitanicus Lep). У всех этих трех охотников выбор пищи основан на щепетильных законах энтомологических классификаций. Для питания личинок все они выбирают только прямокрылых насекомых, но разных родов.

Первый охотится за сверчками, второй за кобылкой, третий за эфиппигерой.

Добыча их так сильно различается между собой по внешнему виду, что нужен опытный глаз энтомолога или не менее опытный глаз сфекса для того, чтобы отыскать между ними общие черты. Действительно, сравните полевого сверчка с кобылкой: один— с большой круглой головой, коренастый, коротенький и толстый, совершенно черный, с красными галунами на задних бедрах; другая сероватая, гибкая, тоненькая, с маленькой конической головкой, скачущая с помощью быстрого вытягивания своих длинных задних ног и продолжающая этот скачок с помощью крыльев, распущенных веером. Потом, сравните их обоих с эфиппигерой , носящей на спине свой музыкальный инструмент, два пронзительных цимбала в форме вогнутых скорлуп; она тяжело волочит свой толстый живот, покрытый поясками нежно-зеленого и желтого, как масло, цвета, с яйцекладом на конце. Проведите параллель между этими тремя видами и согласитесь со мной, что сфекс должен обладать таким проницательным глазом, от которого не отказался бы и опытный ученый. Ввиду такой странной способности выбирать, которая как будто руководится указаниями какого-нибудь законодателя классификации, например какого-нибудь Лятрейля, интересно узнать, охотятся ли сфексы, чуждые нашей стране, за дичью того же порядка прямокрылых. К несчастью, документы здесь очень редки, а для большинства видов их даже совсем нет. Энтомологи обыкновенно так делают: берут насекомое, накалывают его на длинную булавку, помещают в ящик с пробковым или торфяным дном, прикалывают под ним этикетку с латинским названием— и на этом все покончено.

Такой способ понимать энтомологическую историю не удовлетворяет меня. Напрасно станут говорить мне, что такой-то вид имеет столько-то

члеников в усиках, столько жилок в крыльях, столько-то волосков в области брюшка или груди; для меня этого недостаточно, и я только тогда познакомлюсь с насекомым, когда буду знать его образ жизни, инстинкты и нравы.

Но оставим это и рассмотрим то немногое, что известно относительно охоты чужеземных сфексов. Я открываю историю перепончатокрылых Лепелетье де Сен-Фаржо и вижу там, что по ту сторону Средиземного моря, в наших алжирских провинциях, желтокрылый и белокаемчатый сфексы сохраняют те же вкусы.

Отделенные друг от друга неизмеримым морем, охотники страны кабилов и берберов ловят ту же дичь, как их собратья в Провансе. Я читаю дальше, что четвертый вид, африканский сфекс (Sph. afer Lep), охотится за кобылкой, в окрестностях Орана. Наконец, я вспоминаю, что читал, не помню уж где, что пятый вид охотится за кобылками же в прикаспийских степях. Таким образом, вокруг Средиземного моря мы имеем пять видов сфекса, совершенно различных, которые все кормят своих личинок прямокрылыми. Перейдем теперь экватор и отправимся в другое полушарие, на острова Маврикия и Соединения, там мы найдем не сфекса, но одно очень близкое перепончатокрылое из того же племени, хлориона (Chlorion) сдавленного, который охотится за ужасными какерлаками, бичом кладовых кораблей и в портах колоний. Эти какерлаки (рис. 31) не что иное, как заморские тараканы; один вид этого же рода живет и в наших домах. Кто не знает этого насекомого, которое ночью, благодаря своему приплюснутому телу, пролезает в щели мебели, перегородок и проникает всюду, где только есть провизия, которую оно может пожрать? Что же имеет в себе какерлак такого, за что избрал его родич нашего сфекса?

Это очень просто: оно также прямокрылое насекомое, как сверчок, кобылка и эфиппигера. Из шести приведенных примеров, единственных, которые я знаю, и из столь различных местностей, может быть, позволено будет сделать вывод, что все сфексы охотятся за прямокрылыми. Спрашивается теперь: не меняют ли они когда-нибудь своего режима? Находит ли лангедокский сфекс, что в этом мире нет ничего хорошего, кроме жирной эфиппигеры? Не исключает ли белокаемчатый сфекс из своего меню все, кроме кобылок, а желтокрылый—кроме сверчков? Или же, сообразно с местом, временем и обстоятельствами, каждый из них может заменять любимую провизию, в случае недостачи, другой, почти одинаковой? Удостоверить подобные факты, если они действительно бывают, было бы чрезвычайно важно, потому что эти факты объяснили бы нам, есть ли внушение инстинкта нечто абсолютное, неподвижное или же эти внушения могут изменяться и в каких пределах. Правда, что в ячейках разных видов одного и того же рода церцерис бывают сложены в кучу различные виды жуков, то из семейства златок, то из семейства долгоносиков, что доказывает большую широту выбора; но подобное расширение области охоты не может быть предполагаемо у сфекса, которого я видел столь верным исключительной добыче, всегда одной и той же для каждого из них. Несмотря на это, мне посчастливилось один-единственный раз наблюдать полную перемену в питании личинки, и я тем охотнее записываю этот факт в архивы сфекса, что подобные наблюдения послужат когда-нибудь материалом для того, кто пожелает на солидных основаниях построить здание психологии инстинкта.

Вот факт. Действие происходит на плотине, на берегу Роны. С одной стороны большая река с шумными водами, с другой—густая заросль ив и камыша, а между ними узкая тропинка, усыпанная нежным песком. Является желтокрылый сфекс и, подпрыгивая, тащит свою добычу. Что я вижу? Добыча не сверчок, но обыкновенная кобылка. А между тем это знакомый мне желтокрылый сфекс, страстный охотник за сверчками. Я едва верю своим глазам. Норка недалеко, насекомое входит туда и втаскивает добычу. Я сажусь, решившись ждать, если нужно,—часы, новой экспедиции для того, чтобы видеть, появится ли еще необыкновенная дичь. В сидячем положении я занимаю всю ширину тропинки, а между тем на ней появляются два наивных рекрута, которым только что забрили лоб. Они болтают между собой, разумеется, о родине и земляках, с тем ни с чем не сравнимым видом автоматов, которые придают им первые дни казарменной жизни, и оба невинно скоблят ножами ивовые тросточки. Меня охватывает опасение. Ах, нелегко производить наблюдения на открытой дороге, где, если представится случай, которого вы поджидали годы,

появление прохожего может помешать, обратить в ничто те благоприятные условия, которые, может быть, больше никогда не повторятся. Огорченный, я встаю, чтобы дать дорогу, и отступаю в ивняк, оставляя проход свободным. Сделать больше было бы неосторожно. Сказать им: «Милые мои, не наступите на это место»,—значило бы увеличить опасность. Они подумали бы, что под песком скрыт какой-нибудь капкан, и начались бы расспросы, на которые нельзя было бы дать ответа, имеющего цену на их взгляд. Да к тому же мое приглашение сделало бы этих праздношатающихся свидетелями, которые очень мешали бы мне в подобных моих занятиях. Итак, я встаю, ни слова не говоря, и отдаюсь во власть своей счастливой звезды. Увы, увы! счастливая звезда обманывает меня: тяжелая подошва рекрута упирается как раз в норку сфекса. Я весь вздрагиваю, как будто сам получил удар подкованной гвоздями подошвой.

Когда рекруты ушли, я начал спасать содержимое разрушенной норки. Я нашел там искалеченного сфекса и с ним не только кобылку, которую я видел, когда он ее вносил туда, но еще две других; в общем три кобылки вместо обычных сверчков. Ради чего эта странная перемена? Разве в соседстве не было сверчков и перепончатокрылое с горя заменяло их кобылками: «На безрыбье и рак рыба», как говорит пословица. Я не решаюсь так думать, потому что не было никакого основания предполагать, что по соседству нет любимой дичи. Во всяком случае, желтокрылый сфекс, вследствие ли настоятельной необходимости или по какой-то другой причине, которая от меня ускользает, иногда заменяет свою любимую добычу, сверчка, другой—кобылкой, нисколько не похожей по наружности на первую, но которая, как и сверчок, относится к разряду прямокрылых.

Наблюдатель, со слов которого Лепелетье де Сен-Фаржо сообщает кое-что о нравах этого сфекса, был свидетелем в Африке, в окрестностях Орана, подобной же ловли кобылок. Был ли это случайный факт, как тот, свидетелем которого я был на берегу Роны? Правило ли это или исключение? Разве сверчков нет в окрестностях Орана и перепончатокрылое принуждено было заменять их родственниками саранчи кобылками? Сила вещей заставляет меня ставить эти вопросы, не находя на них ответа.