Гороховая зерновка

Гороховая зерновка

Я посеял в своем саду грядку гороха для того, чтобы привлечь зерновку, питающуюся этим растением. И действительно, в мае они показались на моем горохе. Откуда они появились? Ответить на этот вопрос с уверенностью—невозможно. Они появились из каких-нибудь укромных мест, где в оцепенении проводили зиму. Платан, теряющий сам собою кору в слишком сильную жару, доставляет под своими приподнятыми пластинками коры великолепные убежища всем бездомным. В подобном зимнем убежище я часто встречал нашу потребительницу гороха. Забившись под мертвую кору платана или защищенная как-нибудь иначе, она зимует в оцепенении и пробуждается при первых ласках весеннего солнца. Инстинктом узнают они, когда зацветает горох, и в это время со всех сторон сбегаются и слетаются к своему любимому растению.

Маленькая головка, тоненькая мордочка, пепельно-серое с бурыми пятнами одеяние, плоские надкрылья, две большие черные точки на задке, короткая и широкая переднеспинка—таковы главные признаки посетителей моей грядки.

Передовые появляются в середине мая. Они взлезают на цвети гороха, иные устраиваются снаружи, другие скрываются внутри. Большинство осматривает цветы и забирает их в свое владение. Время кладки яиц еще не наступило. Утро теплое, солнце яркое, но не жгучее. Это-время наслаждения любовью и светом. Итак, они наслаждаются немного жизнью. Образуются парочки, которые скоро расстаются, потом опять сходятся. К полудню, когда становится слишком жарко, каждый и каждая удаляются в тень, в складки цветов, все закоулки которых им хорошо известны. Завтра опять начнется веселье, послезавтра также, и так до тех пор, пока разовьется плод, с каждым днем вздувающийся все больше и больше.

Некоторые самки, более поспешные, вверяют свои яйца совсем молодым стручкам, плоским и маленьким, только что образовавшимся из цветка. Эти ранние яйца, мне кажется, должны подвергаться серьезной опасности. Семя, в котором должна будет поселиться личинка, еще совсем крошечное, мягкое и без мучнистых веществ. Никогда личинка зерновки не найдет в нем пищи, если не подождет его зрелости.

Но способна ли она ждать и долго голодать? Это сомнительно. То немногое, что я видел, подтверждает мне, что личинка принимается есть тотчас по вылуплении и погибает, если не может этого сделать. А потому, я полагаю, что яйца, отложенные в слишком молодой стручок, следует считать погибшими. Но благополучие породы не пострадает от того, потому что зерновка очень плодовита. Мы сейчас увидим, с какой беспечной щедростью рассевает самка свои яйца, большая часть которых обречена на гибель.

Самая важная часть материнской работы совершается в конце мая, когда стручья почти совсем созрели. Мне хотелось видеть, как работает зерновка в качестве долгоносика, к которым причисляют ее наши классификации. Прочие долгоносики вооружены хоботками, которыми делают углубление для яйца, а зерновка имеет только короткую мордочку, очень удобную для собирания сладкого сока, но совершенно негодную для сверления.

Поэтому у нее и другой способ для помещения яиц. Здесь мать сеет свои яйца, ничем не защищая их ни от жгучего солнца, ни от непогод. Ничего не может быть проще, но и ничего не может быть опаснее для детей, если только они не обладают особенной устойчивостью относительно измены тепла и холода, засухи и дождей.

При ласковом утреннем солнце, часов в десять утра, мать обходит неровными капризными шагами сначала одну, потом другую сторону выбранного плода. Она каждую минуту высовывает яйцеклад (умеренной величины), размахивает им вправо и влево, как будто для того, чтобы поцарапать кожицу, и потом выпускает яйцо, которое покидает тотчас по отложении.

Итак, яйцо кладется, ничем не прикрытое, на солнце и для облегчения будущей личинке первых шагов в жизни, первых поисков пищи, даже не выбрано подходящее место. Есть яички, отложенные на выпуклости стручка, в местах, где внутри находятся горошины, но есть также и в бороздке, отделяющей одну половину стручка от другой. Первые почти прикасаются к пище, вторые удалены от нее. Личинка сама должна будет разобраться в обстоятельствах.

Еще больший недостаток расположения яиц состоит в том, что число яиц, отложенное на один стручок, не соответствует числу зерен. Надо прежде всего знать, что каждой личинке нужна одна горошина, вполне достаточная для благоденствия одной, но не могущая прокормить больше. Самка же кладет на стручок значительно больше яиц, нежели в стручке горошин: мои списки единодушны в этом отношении. Яиц откладывается столько, что на каждую горошину приходится от пяти до восьми яичек. Иногда число их доходит даже до десяти, и ничто не говорит против возможности еще большего числа. Что же станут здесь делать те, которым не окажется места?

Яички яркого, янтарно-желтого цвета, цилиндрические, округленные на обоих концах. В длину они не больше миллиметра. Каждое прикреплено к стручку тоненькой сетью нитей из сгущенной слизи. Ни дождь, ни ветер не могут отделить яйцо.

Часто мать кладет их по два, одно над другим; часто также верхнее вылупляется, тогда как нижнее вянет и погибает. Чего недоставало этому последнему для того, чтобы дать личинку? Может быть, солнечного освещения—так как лежащее сверху яйцо заслоняет его от солнца? Почему бы то ни было, но старшее яйцо в паре редко развивается, большей частью оно гибнет. Бывают, однако, и исключения: иногда оба яйца вылупляются, но это настолько редкие исключения, что порода зерновок уменьшилась бы почти вдвое, если бы яички всегда откладывались попарно. На погибель гороха и ко благу зерновки, яички большей частью откладываются по одному.

На то, что вылупление совершилось, указывает маленькая, беловатая извилистая полоса, которая приподнимает и умерщвляет кожицу стручка вблизи скорлупы яйца. Это—работа вылупившейся личинки, подкожный ход для поисков такого места, откуда легче проникнуть в зерно. Найдя такое место, бледная, в черной шапочке, личинка, едва достигающая миллиметра в длину, прогрызает стенку стручка и проникает внутрь. Она добирается до горошин и взлезает на ближайшую; я наблюдаю в лупу, как она ест ее. Она выгрызает отвесно к окружности ямку и, спустившись туда наполовину, двигает снаружи задней частью тела, a потом очень скора исчезает. Она у себя.

Входное отверстие маленькое, на всегда заметное бурым цветом своим на бледно-зеленой окраске горошины. Оно не имеет определенного места, так как проделывается в разных местах поверхности горошины, за исключением нижней стороны, т. е. той, на которой находится точка прикрепления горошины. В этом именно месте находится зародыш горошины, который щадится личинкой и остается способным развиться в растение, несмотря на широкую дыру, прогрызаемую в горошине выходящим взрослым насекомым.

Почему насекомое щадит зародышевую часть семени? Заметим, что горошины, будучи тесно расположены, соприкасаются между собой боковыми поверхностями. Личинка, когда ищет, куда проникнуть, не может здесь пройти свободно. Заметим также, что нижняя сторона, с пупковидным наростом, неудобна для прогрызания. Может быть, даже этот пупочек особого строения имеет особые соки, неприятные для личинки?

a-яйцо на стручке; b-поперечный разрез через ход личинки; с-молодая личинка, вышедшая из своего хода, на внутренней стороне стручка; d. d. d-яички на стручке в естественную величину; е- первичная (молоденькая) личинка;f одна из ее ножек; g-зубчатые придатки переднеспинки личинки. Все рисунки, кроме d увеличены в разной степени. (По Riley)

Несомненно, что в этом и заключается вся тайна горошины, выеденной зерновкой и способной прорастать. Горошина испорчена, но не мертва, потому что личинка проникает в нее со стороны свободной, а в то же время и более доступной, и менее болезненной. Сверх того, так как горошина слишком велика для одной личинки, то съедается только часть ее и притом не существенная, не главная, не зародыш. Если бы зерна были слишком малы или слишком велики, то и следствия были бы иные. В первом случае съеден был бы и зародыш, во втором — на одном зерне жило бы несколько сотоварищей. Возделываемый мышиный горох (la vesce cultivee)—пример первого рода, крупный боб (la grosse feve)—пример второго рода.

Зная, что яиц откладывается больше числа горошин, а с другой стороны, каждая горошина занята всегда только одной личинкой, спрашиваем себя, что делается с лишними личинками? Погибают ли они снаружи, тогда как более ранние заняли места? или они гибнут в борьбе с этими занявшими места? Ни то ни другое. Изложим наблюдения.

На каждой старой горошине, из которой вышел жук, оставив большое круглое отверстие, можно видеть в лупу различное число маленьких рыжих точек с дырочкой в середине. Что это за пятнышки, которых я насчитываю пять, шесть и больше на одной горошине? Невозможно ошибиться: это входные отверстия такого же числа личинок. Итак, в горошину проникло несколько потребителей, но только один выжил, уцелел и вырос. А остальные? Мы сейчас увидим, что сталось с ними.

В конце мая и в июне, во время кладки яиц, осмотрим еще зеленые и нежные горошины. Почти все пораженные горошины покрыты несколькими точками, какие мы только что наблюдали на старой горошине, покинутой зерновкой. Снимем кожицу с этих горошин, разделим их на естественные половинки и если нужно, еще разделим эти половинки на части. Тогда мы найдем нескольких очень молодых личинок, согнувшихся в дугу, толстеньких и суетящихся—каждая в отдельной маленькой, кругленькой ячейке. Мир и благоденствие царят, по-видимому, в общине. Питание только еще начинается, пищи довольно, а сотоварищи отделены друг от друга перегородками из нетронутых еще частей зерна. Как же окончится это сожительство?

Разломав населенные горошины, я кладу их в стеклянную трубку и каждый день вскрываю другие горошины. Так я могу следить за успехами потребителей. Сначала не замечается ничего особенного. Каждая личинка, уединившаяся в свою тесную ячейку, грызет вокруг себя бережливо и мирно. Она еще очень мала и насыщается очень малым. Но все-таки пирога не хватит на всех до конца: впереди ждет голод, от которого все погибнут, кроме одной. Действительно, скоро все меняется. Одна из личинок, занимающая срединное место в горошине, растет скорее других; как только она переросла своих соперниц, эти последние перестают есть. Они становятся неподвижными и умирают той тихой смертью, которая косит бессознательные жизни. Они как бы исчезают, растаяв. Они были так малы, эти бедные жертвы! Итак, теперь вся горошина достается одной, оставшейся в живых.

Почему же остальные погибли? Я предложу следующее объяснение Не представляет ли собой срединная часть горошины, в которой химические процессы медленнее, самую нежную пищу, назначенную для первого возраста личинки? Я думаю, что все личинки, прогрызшие отверстия на поверхности горошины, стремятся к середине и только отдыхают временно в своих ячейках. Одна из личинок, случайно выбравшая наилучшее направление, достигает цели прежде всех, устраивается в середке, и тогда делу конец: прочим остается только погибнуть. Как узнают они, что место занято? Слышат ли они, как их сотоварищ грызет, или замечают сотрясение? Что-нибудь подобное должно происходить, потому что с этих пор прекращаются попытки их проникнуть дальше, и они, без борьбы с счастливым соперником, погибают.

Другой причиной того, что в горошине может развиться только одна личинка, служит теснота помещения. Из наших зерновок, гороховая-самая крупная, и хотя горошина дает ей очень достаточное помещение, но для двух места в нем не хватит. В бобе, который зерновка любит почти так же, как горох, может поместиться несколько личинок: здесь есть место для пяти, шести и больше. Сверх того, здесь каждая личинка находит возле себя свою первоначальную пищи, т.е. тот средний слой, который, находясь далеко от поверхности, медленно твердеет и лучше сохраняет нежность и сочность.

В горошине, представляющей из себя небольшой шарик, эта нижняя часть занимает центр, небольшое пространство, куда должна проникнуть личинка, чтобы не погибнуть. В бобе эта нижняя часть устилает все пространство, где соединяются две семядоли. В том ли или в другом месте начнет проникать в боб личинка, каждая, пройдя немного в глубину, встретит скоро желаемую пищу. Итак, как же идут дела здесь? Я пересчитываю яйца, прикрепленные к стручку боба, потом сосчитываю число зерен в стручке и нахожу, что при пяти-шести сотоварищах на одно зерно места вполне довольно для всей семьи. Здесь нет погибающих от голода почти тотчас по выходе из яйца. Здесь на всех хватает пищи, все благоденствуют.

Если бы зерновка всегда поселяла свою семью на бобах, то я бы вполне понял, почему она кладет так много яиц на один стручок. Но она поступает так же, поселяясь на горохе, и это приводит меня в недоумение. По какому заблуждению мать подвергает своих детей голоду? Обыкновенно в мире насекомых дела идут не так: известная предусмотрительность управляет деятельностью яйцекладов и заставляет их сообразовать число яиц с количеством пищи будущих детей.

Священный скарабей, сфекс, могильщик и другие насекомые, приготовляющие питательные запасы для семьи, откладывают умеренное число яиц, потому что заготовление пищи требует от них большой затраты сил и времени. Синяя мясная муха, напротив, кладет яйца кучами. Веря в неистощимые богатства пищи, доставляемой трупами, она без счета в огромном количестве откладывает яйца. В других случаях пища приобретается грабежом, подвергающим новорожденных тысячам опасностей, и тогда мать уравновешивает возможность их истребления изобилием яиц—таковы майки.

Зерновка не знает ни трудного заготовления пищи, ни опасностей жизни паразита. Без трудных поисков, прогуливаясь на солнце, она может выбрать и оставить каждому из своих детей достаточно пищи, но несмотря на то, она, как безумная, чрезмерно заселяет стручок, и большая часть ее детей погибает голодной смертью. Все это непонятно, все это слишком противоречит обычному материнскому инстинкту. На этом основании я склонен думать, что первоначально родимым растением зерновок был не горох, а бобы, которые были нашим более ранним ботаническим приобретением, чем горох.

Бобы завезены к нам в древние времена из Азии, раньше гороха, но завезена ли вместе с ними и зерновка? Я сомневаюсь в этом. Зерновка, по-видимому, европейское насекомое, по крайней мере я вижу, как она собирает дань с различных местных, диких растений, которые никогда не возделывались человеком. Она в изобилии встречается на журавлином горошке (Lathyrus latifolius) с великолепными кистями цветов и красивыми, продолговатыми плодами. Зерна этого горошка значительно мельче, чем зерна обыкновенного гороха; но так как личинка съедает все зернышко, то его хватает для нее. Заметим также, что в одном стручке этого горошка бывает больше двадцати зерен. А потому журавлиный горох может прокормить всю семью зерновки, помещенную на стручок.

Если этого растения нет, то зерновка кладет яйца в таком же изобилии на какое-нибудь другое бобовое, сходное по вкусу, но не могущее прокормить всех личинок, например на вику (Vicia sativa и Vicia peregrina). Число яиц остается большим и на недостаточных стручках, потому что первоначальное растение доставляло достаточно пищи для всех детей. Значит, если зерновка чужестранное насекомое, то надо допустить, что первоначально ее растением были бобы, а если туземное, то таким растением был журавлиный горошек.

Теперь возвратимся к личинке зерновки, оказавшейся собственницей горошины. Сидя в середине горошины, она занимается единственным делом личинки—едой. Она грызет вокруг себя и увеличивает свою ячейку, так как растет. У нее хороший вид: она толстенькая, сияет здоровьем. Если я начинаю дразнить ее, то она мягко поворачивается в своей ячейке и качает головкой. Это ее способ жаловаться на мою надоедливость. Оставим ее в покое.

Она растет так быстро, что с наступлением летней жары уже при готовляется к освобождению. Взрослое насекомое, т.е. жук, недостаточно вооружен для того, чтобы самому проложить себе дорогу через горошину, которая теперь совсем затвердела. Личинка знает будущее бессилие жука и своими сильными челюстями прогрызает совершенно круглое выходное отверстие с очень гладкими стенками.

Но это еще не все: надо позаботиться о спокойствии, необходимом для нежной работы окукливания. Через открытое отверстие может проникнуть враг и причинить зло «беззащитной куколке. А потому отверстие должно оставаться закрытым. Для этого личинка поступает так: прогрызая выходное отверстие, она съедает в проходе все мучнистое вещество до последней крошки, а дойдя до кожицы горошины, сразу останавливается. Эта полупрозрачная перепонка и есть укрепление, защищающее куколку от внешних врагов во время ее покоя.

Это же—единственное препятствие, которое встретит жук во время освобождения из горошины. Для того, чтобы облегчить преодоление и этого препятствия, личинка позаботилась на внутренней его стороне прогрызть вокруг выемку. Жуку нужно будет только толкнуть кружочек плечами и лбом для того, чтобы он выпал, как крышечка с коробочки Выходное отверстие через прозрачную кожицу, закрывающую его, кажется большим, круглым пятном, темным от темноты в ячейке. Что происходит под этой пластинкой нельзя видеть, как нельзя видеть того, что находится под матовым стеклом.

Очень остроумная вещь—эта крышечка, в одно и то же время и защищающая куколку от опасностей, и легко устранимая при выходе взрослого насекомого. Сознательно ли производится эта работа личинкой? Пусть опыт ответит на этот вопрос. Я сдираю кожицу с заселенных горошин, а от слишком скорого высыхания предохраняю их тем, что кладу их в стеклянную трубку. Личинки благоденствуют там так же, как и в нетронутых горошинах. В требуемое время они делают приготовление к освобождению.

Если личинка работает сознательно, то в горошинах, лишенных кожицы, она должна будет остановиться и прекратить выгрызание, когда перед ней останется тонкий слой зерна, который и составит предохранительную загородку. Но ничего подобного не происходит. Отверстие прогрызается до конца. Предвидение опасности нисколько не изменило обычной работы: в это жилище враг свободно может проникнуть, а личинка и не подумала о том. Она не думает о том и тогда, когда воздерживается от прогрызания кожицы горошины. Она останавливается, потому что эта кожица, лишенная мучнистых частиц, не по вкусу ей. И следствием такого отвращения к кожице является маленькое чудо. У насекомого нет логики. Оно пассивно повинуется высшей логике, повинуется так же бессознательно, как кристаллизующееся вещество, располагающее свои атомы в изящнейшие по форме кристаллы.

В течение августа, немного ранее или немного позднее, темные пятна вырисовываются на горошинах, на каждой по одному без исключения. Это выходные отверстия. В сентябре они открываются. Крышечка очень аккуратно отделяется и падает на землю, оставляя открытым выходное отверстие. Оттуда выходит взрослая зерновка в свежей одежде. Осень прелестная, цветов множество, освеженных осенними дождями. Зерновки посещают их, наслаждаясь хорошей погодой. Потом, когда приходит зима, они прячутся в какое-нибудь убежище. Другие, не менее многочисленные, остаются зимовать в своих горошинах и выходят оттуда только весной. Тогда эти запоздавшие присоединяются к ранним, и когда горох зацветает, те и другие бывают готовы к работе.

Возможность изучать инстинкт в неисчерпаемом разнообразии его проявлений сильно привлекает наблюдателя к миру насекомых, потому что нигде не проявляется так ярко чудесное согласование явлений жизни. Я знаю, что понимаемая так энтомология не всем по вкусу. Для людей деловых сбереженная от зерновок грядка гороха дороже множества наблюдений, не дающих непосредственной выгоды. А кто вам сказал, неверующий человек, что бесполезное сегодня не станет завтра полезным? Познакомившись с нравами насекомого, мы лучше сможем уберечь от него наше достояние. Ведь если мы живем горохом и бобами, которые оспаривает у нас зерновка, то мы живем также и знанием, которым обуславливается прогресс.

Знание, между прочим, говорит нам: «Владельцу горохового склада нет надобности тратиться на борьбу с зерновками. Когда зараженный горох привезен в магазин, зло уже сделано, непоправимое, но не заразительное. Целым горошинам нечего бояться соседства проточенных, как бы долго оно ни продолжалось. Из проточенных горошин жуки в свое время выйдут и улетят, если это будет возможно; в противном случае погибнут, не заразив здоровых зерен. Никогда гороховая зерновка не кладет яиц на сухой горох и никогда не ест его». Наша зерновка не может жить в складах: ей нужен воздух, свет и простор полей. Очень умеренная в пище во взрослом состоянии, она вполне презирает твердые зерна бобовых; ей достаточно нескольких глотков сахаристого сока, собранного с цветов. Личинке же нужна мякоть зеленого гороха.

Итак, горох может быть поражен зерновкой только в поле, на грядах. Там надо было бы бороться с ней, если бы мы не были почти всегда безоружны, когда дело идет о борьбе с насекомым. К счастью, у нас есть помощники в этой борьбе, более терпеливые и более проницательные, чем мы.

В первых числах августа, когда взрослые зерновки, т. е. жуки, начинают выселяться из гороха, я знакомлюсь с маленьким наездником (Chalcididae), защитником нашего гороха. На моих глазах, в моих сосудах для воспитания, этот помощник наш в изобилии выходит из жилищ зерновок. У самки его голова и туловище рыжие, брюшко черное с длинным яйцекладом. Самец немного меньше и совсем черный. У обоих полов лапки рыжеватые, а усики нитевидные.

Для того чтобы выйти из зерна, убийца зерновки протачивает отверстие в середине кружочка, составляющего дверь в жилище, приготовленную, личинкой зерновки. Съеденная приготовила, таким образом, выход для, съевшего ее. По этой подробности остальное угадывается само собой. Когда приготовления личинки к превращению окончены, когда выходное отверстие прогрызено и в конце его оставлена кожица, тогда является озабоченный наездник. Он осматривает горошины, которые находятся еще на растении, в стручках; он их ощупывает усиками, находит отверстие, прикрытое только кожицей, выпрямляет свое сверло на конце брюшка, втыкает его через стенку стручка и прокалывает крышечку выходного отверстия из жилища зерновки. Как бы глубоко ни сидела в горошине личинка или куколка зерновки, наездник достает до нее и кладет на ее, нежное тело свое яйцо. Неспособная защищаться личинка или куколка, этот жирный младенец, будет высосана до кожи. Какая жалость, что мы не можем способствовать размножению этого усердного истребителя зерновки! Увы! Здесь нет выхода: если мы хотим иметь побольше наездников, то прежде мы должны развести побольше зерновок.

Комментарии закрыты